Въ головѣ тихо, пыльно и пусто. Только въ одномъ изъ угловъ вышиваетъ гладью пожилая княжна.
"Эти дриады совсем обезумели! Надо что-то делать!"
Бородатый кричит и захлебывается кровью, древесная хранительница с сумасшедшим взглядом раз за разом втыкает миниатюрный клинок в его тело. Бородатый испускает предсмертный хрип и растворяется в воздухе, а дриаде тут же сносят голову. Растворяется в воздухе и она... Через пару часов Бородатый снова будет здесь, с лицом белым от невозможной боли - возвращаться всегда мучительно. Иногда Ходд думал - не потому ли они все так безумны, что возвращались к жизни столько раз, что оставили весь свой разум на "той" стороне?
Не могло так быть, чтобы не было ничего кроме войны.
Они где-то сковали свои доспехи, где-то заточили свои мечи. Где? Когда? Ходд уже не помнит, но точно знает, что здесь нет больше ничего. Только костры и мосты, мосты и дриады, дриады и смерть. Под каждым мостом бездна глубиною в целую жизнь.
Как он устал... Они уже не помнят, ничего не помнят. Может быть, не помнит и он? Может, ему только кажется, что где-то в памяти плещется картина другого, совершенно другого прошлого, где он не убийца, но кузнец, где рядом есть кто-то с теплыми, не по-гномьи тонкими руками...
"Они пришли, чтобы убить нас! Они все обезумели!"
Топоры, топоры, топоры. Каждый раз топоры отправляют её девочек в небытие, и каждый раз они возвращаются из него - напуганные, изумленные, бесконечно уставшие. Они все, все здесь сошли с ума - и дриады, и гномы. Здесь нет шахт, здесь нет деревьев - только их воюющие обитатели. Виски сдавливает тупой болью непонимания, но туман, клейкий и вязкий как ужас, накрывает не только землю, но и остатки воспоминаний, заставляя терять нить. Всё реже ей снится, как когда-то давно, в другой жизни у неё был друг и соратник, совсем невысокий, с густой бородой и смешными глазами. Дурацкий сон, где они воевали не друг против друга, а на одной стороне. Против кого? Уже неважно. Кажется, этот кто-то победил и бойня никогда не прекратится.
Арвилл больше не хочет воскресать и верит, что однажды, может быть, в другом мире, гном и дриада очнутся от страшного сна, чтобы вместе, взявшись за руки, победить врага, запершего их в этом мире дурной бесконечности. Чтобы узнать друг друга спустя годы или века сна в кисейном тумане и больше не забывать никогда.
Арвилл верит... Но, с каждым днем, верить всё труднее.
Бородатый кричит и захлебывается кровью, древесная хранительница с сумасшедшим взглядом раз за разом втыкает миниатюрный клинок в его тело. Бородатый испускает предсмертный хрип и растворяется в воздухе, а дриаде тут же сносят голову. Растворяется в воздухе и она... Через пару часов Бородатый снова будет здесь, с лицом белым от невозможной боли - возвращаться всегда мучительно. Иногда Ходд думал - не потому ли они все так безумны, что возвращались к жизни столько раз, что оставили весь свой разум на "той" стороне?
Не могло так быть, чтобы не было ничего кроме войны.
Они где-то сковали свои доспехи, где-то заточили свои мечи. Где? Когда? Ходд уже не помнит, но точно знает, что здесь нет больше ничего. Только костры и мосты, мосты и дриады, дриады и смерть. Под каждым мостом бездна глубиною в целую жизнь.
Как он устал... Они уже не помнят, ничего не помнят. Может быть, не помнит и он? Может, ему только кажется, что где-то в памяти плещется картина другого, совершенно другого прошлого, где он не убийца, но кузнец, где рядом есть кто-то с теплыми, не по-гномьи тонкими руками...
"Они пришли, чтобы убить нас! Они все обезумели!"
Топоры, топоры, топоры. Каждый раз топоры отправляют её девочек в небытие, и каждый раз они возвращаются из него - напуганные, изумленные, бесконечно уставшие. Они все, все здесь сошли с ума - и дриады, и гномы. Здесь нет шахт, здесь нет деревьев - только их воюющие обитатели. Виски сдавливает тупой болью непонимания, но туман, клейкий и вязкий как ужас, накрывает не только землю, но и остатки воспоминаний, заставляя терять нить. Всё реже ей снится, как когда-то давно, в другой жизни у неё был друг и соратник, совсем невысокий, с густой бородой и смешными глазами. Дурацкий сон, где они воевали не друг против друга, а на одной стороне. Против кого? Уже неважно. Кажется, этот кто-то победил и бойня никогда не прекратится.
Арвилл больше не хочет воскресать и верит, что однажды, может быть, в другом мире, гном и дриада очнутся от страшного сна, чтобы вместе, взявшись за руки, победить врага, запершего их в этом мире дурной бесконечности. Чтобы узнать друг друга спустя годы или века сна в кисейном тумане и больше не забывать никогда.
Арвилл верит... Но, с каждым днем, верить всё труднее.
